История Вильмы
Принять свой психоз в качестве болезни означало сдаться, в частности продолжать терпеть неприятные побочные эффекты антипсихотических препаратов. Это поражение означало бы отказ от всего того, чего мне удалось к тому времени достичь.
Вместо этого я захотела научиться говорить о своих психотических переживаниях, научиться видеть их причину и значение. Однако я обнаружила, что это желание не воспринималось в качестве закономерной потребности в оказании помощи. Наличие в анамнезе психоза рассматривается как противопоказание к какого-либо рода серьезной коммуникации. По моему опыту, специалисты избегают работать с такими, как я, забираться в темные дебри сознания с людьми, пережившими психотические реакции. И на этот счет не имеется руководств и рекомендаций. Мне кажется, что это требует значительной смелости и от пациента, и от медика.
Сегодня я больше не отношусь к своим психотическим эпизодам как к изолированным проявлениям психопатологии. Трудно даже вспомнить, что я когда-либо раньше рассматривала их в таком качестве. Мой психоз – это мой путь реагирования на жизненные переживания. Это реакция на нежданную несправедливость и плохое отношение, с которыми я вынуждена была столкнуться в детстве.
После многих лет покорности и послушания отцу я один раз окончательно разозлилась и дала ему сдачи. В ответ он ушел из дома и пригрозил совершить самоубийство, после чего вся семья восстала против меня. После этого приступа гнева я очень долго не испытывала ничего подобного. В последующие годы я потеряла всю свою силу, на смену которой пришли чувство вины, страх и невыразимые психотические переживания. Я превратилась в проблему, которая требовала решения.
Я не думаю, что жестокое и несправедливое обращение само по себе может вызвать психоз. Оно причиняет боль, но и только. По моему мнению, угрозы и предательство, которые сопровождают жестокое обращение, – вот что является источником психоза. Предательство со стороны близких, которые говорят: "Тебе, по-видимому, так и надо", вместо того, чтобы встать на твою защиту, которые оправдывают обидчика и обвиняют жертву. Это искажает реальность в глазах ребенка, заставляя его говорить, глядя на голубое небо, что оно зеленое. Вы вынуждены предавать себя и это создает сумеречную зону и ввергает вас в уязвимое состояние по отношению к психозу.
По ходу психиатрического лечения моя сумеречная зона расширилась. Мне вновь было навязано искажение реальности. Никто ни разу не попытался выяснить, что со мной случилось, никто не спросил: "Так что же привело вас к сумасшествию?" Меня наблюдали, ставили диагнозы, лечили как психически больного, но никто никогда не поинтересовался связью с историей моей жизни.
Жертвы жестокого обращения, у которых в результате развивается психоз, надеются, что психиатры смогут учесть данный фактор в развитии их состояния, однако этого не происходит. Многие из нас страдают сильным комплексом вины и убеждены в том, что сами виновны в преступлениях, жертвами которых мы по существу являемся. Мы наказываем себя многочисленными способами. Становясь пациентами, мы сохраняем свои внутренние деструктивные механизмы и продолжаем играть роль жертв. Когда человек становится психиатрическим пациентом, можно фактически говорить о повторном переживании ранее перенесенной травмы.
Сегодня мои психотические переживания больше не являются для меня тайной. Я знаю, что их запускает и что превращает мое сознание в неконтролируемые вспышки воспоминаний и непостижимые галлюцинации.
Я научилась описывать их, и таким образом они становятся менее угрожающими. Мне очень помогло, что я нашла связь между психозом и своим прошлым. Это снижает степень недоверия к себе, поскольку дает объяснение психотическим переживаниям.
Мой рассказ подходит к концу. Я не утверждаю, что жестокое обращение с детьми всегда ведет к психозу или что все люди с психотическими реакциями обязательно были жертвами такого обращения. Что я хотела проиллюстрировать, так это то, что психоз может иногда выступать в качестве понятной реакции на пережитую травму – при этом более вероятной реакции, чем это сегодня предполагается.
Моя история – не единственная в своем роде. Имеются фактические данные, указывающие на наличие связи между психозами и предшествующей психической травмой, например полученной в результате жестокого обращения в детстве, однако психиатры эту связь практически не учитывают. В план обследования пациента с психозом не входит систематический анализ ранее перенесенных психотравмирующих воздействий. Люди, у которых развиваются психотические реакции на жестокое обращение в детском возрасте, не могут рассчитывать на понимание или адекватную помощь.
Наверное, настало время, чтобы каким-то образом изменить эту ситуацию.
Вместо этого я захотела научиться говорить о своих психотических переживаниях, научиться видеть их причину и значение. Однако я обнаружила, что это желание не воспринималось в качестве закономерной потребности в оказании помощи. Наличие в анамнезе психоза рассматривается как противопоказание к какого-либо рода серьезной коммуникации. По моему опыту, специалисты избегают работать с такими, как я, забираться в темные дебри сознания с людьми, пережившими психотические реакции. И на этот счет не имеется руководств и рекомендаций. Мне кажется, что это требует значительной смелости и от пациента, и от медика.
Сегодня я больше не отношусь к своим психотическим эпизодам как к изолированным проявлениям психопатологии. Трудно даже вспомнить, что я когда-либо раньше рассматривала их в таком качестве. Мой психоз – это мой путь реагирования на жизненные переживания. Это реакция на нежданную несправедливость и плохое отношение, с которыми я вынуждена была столкнуться в детстве.
После многих лет покорности и послушания отцу я один раз окончательно разозлилась и дала ему сдачи. В ответ он ушел из дома и пригрозил совершить самоубийство, после чего вся семья восстала против меня. После этого приступа гнева я очень долго не испытывала ничего подобного. В последующие годы я потеряла всю свою силу, на смену которой пришли чувство вины, страх и невыразимые психотические переживания. Я превратилась в проблему, которая требовала решения.
Я не думаю, что жестокое и несправедливое обращение само по себе может вызвать психоз. Оно причиняет боль, но и только. По моему мнению, угрозы и предательство, которые сопровождают жестокое обращение, – вот что является источником психоза. Предательство со стороны близких, которые говорят: "Тебе, по-видимому, так и надо", вместо того, чтобы встать на твою защиту, которые оправдывают обидчика и обвиняют жертву. Это искажает реальность в глазах ребенка, заставляя его говорить, глядя на голубое небо, что оно зеленое. Вы вынуждены предавать себя и это создает сумеречную зону и ввергает вас в уязвимое состояние по отношению к психозу.
По ходу психиатрического лечения моя сумеречная зона расширилась. Мне вновь было навязано искажение реальности. Никто ни разу не попытался выяснить, что со мной случилось, никто не спросил: "Так что же привело вас к сумасшествию?" Меня наблюдали, ставили диагнозы, лечили как психически больного, но никто никогда не поинтересовался связью с историей моей жизни.
Жертвы жестокого обращения, у которых в результате развивается психоз, надеются, что психиатры смогут учесть данный фактор в развитии их состояния, однако этого не происходит. Многие из нас страдают сильным комплексом вины и убеждены в том, что сами виновны в преступлениях, жертвами которых мы по существу являемся. Мы наказываем себя многочисленными способами. Становясь пациентами, мы сохраняем свои внутренние деструктивные механизмы и продолжаем играть роль жертв. Когда человек становится психиатрическим пациентом, можно фактически говорить о повторном переживании ранее перенесенной травмы.
Сегодня мои психотические переживания больше не являются для меня тайной. Я знаю, что их запускает и что превращает мое сознание в неконтролируемые вспышки воспоминаний и непостижимые галлюцинации.
Я научилась описывать их, и таким образом они становятся менее угрожающими. Мне очень помогло, что я нашла связь между психозом и своим прошлым. Это снижает степень недоверия к себе, поскольку дает объяснение психотическим переживаниям.
Мой рассказ подходит к концу. Я не утверждаю, что жестокое обращение с детьми всегда ведет к психозу или что все люди с психотическими реакциями обязательно были жертвами такого обращения. Что я хотела проиллюстрировать, так это то, что психоз может иногда выступать в качестве понятной реакции на пережитую травму – при этом более вероятной реакции, чем это сегодня предполагается.
Моя история – не единственная в своем роде. Имеются фактические данные, указывающие на наличие связи между психозами и предшествующей психической травмой, например полученной в результате жестокого обращения в детстве, однако психиатры эту связь практически не учитывают. В план обследования пациента с психозом не входит систематический анализ ранее перенесенных психотравмирующих воздействий. Люди, у которых развиваются психотические реакции на жестокое обращение в детском возрасте, не могут рассчитывать на понимание или адекватную помощь.
Наверное, настало время, чтобы каким-то образом изменить эту ситуацию.
